Знак Единорога - Страница 20

— Понятно, — проронил я. — А если тебя убьет кто-нибудь другой? Меня тоже уберут, а на баррикадах останутся только Джулиан, Бенедикт, Рэндом и девочки. Просто замечательно — для врага. Кто же это придумал на самом деле?

— Я! Я один! — крикнул Жерар, и я почувствовал, что его пальцы сжались, руки напряглись и слегка согнулись. — Не пытайся мутить воду! Твои вечные штучки! — простонал он. — Пока ты не вернулся, все шло великолепно! Черт тебя возьми, Корвин, это твоих рук дело?

И он швырнул меня в пропасть.

Я успел только крикнуть:

— Я не виновен, Жерар!

Он поймал меня, чуть не вывихнув мне плечо, и вытащил из бездны на дорогу. Жерар повернулся кругом, поставил меня на ноги, и тут же вернулся на усыпанную гравием площадку, где мы боролись. Я последовал за ним. Мы собрали вещи.

Застегивая свою широкую портупею, Жерар взглянул на меня и отвел глаза:

— Не будем об этом больше говорить.

— Ладно, — не возражал я.

Я повернулся и направился к коням. Мы вскочили в седла и поехали дальше по тропинке.

Роща была наполнена тихой весенней музыкой. Поднявшееся выше солнце натянуло между деревьями гирлянды света. На земле еще лежала роса, и дерн, которым я прикрыл могилу Каина, был влажен.

Я взял лопату, привезенную с собой, и отрыл могилу. Не произнося ни слова, Жерар помог уложить тело на кусок парусины. Мы завернули труп и зашили сверток большими и свободными стежками.

— Корвин! Смотри!

Прошептав эти слова, Жерар сжал мой локоть.

Я проследил за его взглядом и замер на месте. Не шевелясь, мы разглядывали видение. Мягкая, сияющая белизна окутывала его, словно вместо шерсти и гривы Единорог был покрыт пухом. Крошечные раздвоенные копыта и тонкий витой рог на узкой голове отливали золотом. Он стоял на скале, пощипывая лишайник, которым она поросла. Единорог поднял голову и посмотрел на нас. Его глаза были ярко-изумрудно-зелеными. Несколько мгновений мы стояли неподвижно. Потом он сделал быстрое, нервное движение передними ногами, словно захватывал воздух, трижды ударил копытами по камню и, затуманившись, бесшумно, точно снежинка, исчез. Может быть, ушел в лес, растущий справа от нас.

Я поднялся и подошел к камню. Жерар последовал за мной. Тут, во мху, я обнаружил крошечные следы от копыт.

— Выходит, нам не привиделось, — прошептал Жерар.

Я кивнул.

— Мы и вправду что-то видели. Он раньше тебе не попадался?

— Нет. А тебе?

Я отрицательно покачал головой.

— Джулиан говорил, что как-то видел его издали, — сообщил Жерар. — Он утверждает, что его псы не погнались за ним.

— Какой красавец… Хвост длинный, шелковистый, копыта сияют…

— Да. Недаром отец всегда считал появление Единорога доброй приметой.

— В странное время он появился. Столько лет прошло.

Я снова кивнул.

— Может, есть какой-нибудь обычай? Он же наш покровитель и все такое… вероятно, мы должны что-то сделать?

— Отец об этом ничего не говорил. Может, и есть, — промолвил я и похлопал по скале, на которой стояло животное. — Если ты предвещаешь изменение наших судеб, если ты благосклонен к нам, то спасибо тебе, Единорог. И даже если нет — спасибо тебе за свет, который ты внес нам в темные времена.

Затем мы напились из родника, положили нашу зловещую ношу на третью лошадь и вели за собой наших коней до тех пор, пока не вышли из рощи. В ней было очень тихо, лишь журчала вода.

Глава 5

Вечны непрестанные ритуалы жизни, вечно рождаются люди на груди у надежды, а огонь да полымя не так уж и часто встречаются на пути. Так, в приступе вдохновения, изложил я суть того, чему научился за свою долгую жизнь. В ответ Рэндом кивнул и дружески выругался.

Мы находились в библиотеке, я — на краю большого стола, Рэндом — в кресле, справа от меня. Жерар стоял в другом конце комнаты, рассматривая оружие, висевшее на стене. А, может быть, смотрел на гравюру Рейна с изображением Единорога. Как бы то ни было, но он, как и мы, не замечал Джулиана, который ссутулился в мягком кресле рядом со шкафами в самом центре комнаты, вытянув и скрестив ноги, сложив руки на груди. Джулиан, не отрываясь, любовался своими чешуйчатыми сапогами. Фиона и Флора переговаривались у камина. Зеленые глаза Фионы непрерывно и неотрывно смотрели в голубизну Флориных глаз. Фиона, ростом не более пяти футов двух дюймов, с волосами, горящими ярче пламени, еще теплившегося в очаге, как всегда напоминала картину, от которой, отложив кисти, только что отошел художник. Он смотрит на нее, улыбаясь, и в его уме медленно возникают неясные вопросы. Ямочки на ее шее, где палец художника оставил след на ключице, всегда казались мне доказательством того, что картина принадлежит мастеру, особенно когда Фиона поднимала голову, с презрительным или насмешливым видом рассматривая нас, великанов. В этот момент она слегка улыбнулась, несомненно почувствовав мой взгляд. Иногда она казалась мне почти ясновидящей. Это чувство было хорошо знакомо мне, но всякий раз в такой ситуации я неизбежно приходил в замешательство. Льювилла, сидя в углу, спиной к остальным, притворялась, что читает книгу. Ее зеленые локоны были коротко подстрижены и на два дюйма не доходили до темного воротника. Я никогда не мог понять, почему она ушла в себя. Враждебность? Застенчивость человека, понимающего свою отчужденность? Или просто осторожность? Вполне вероятно, что все вместе. В Амбере она бывала редко.

То, что мы были разными людьми, а не группой, не семьей, и привело к тому, что я выдал свой афоризм, а Рэндом подтвердил, что все понял. В такое время мне особенно хотелось, чтобы мы почувствовали себя чем-то единым, обрели желание сотрудничать друг с другом.